Абсурдотека:Железнодорожные попутчики

Вы читаете самую полную библиотеку мировой литературы. Другие страницы… На правах рекламы: эта страница содержит 0 % текстов Викитеки.

Анонимный очерк второй половины XIX столетия из британского сатирического журнала «Панч».

Железнодорожные попутчики

(От неудовлетворëнного путешественника)

I

Я пришëл к выводу, что железнодорожный состав оказывает пагубное влияние на род человеческий. Люди, которые терпимы или даже желанны в обычной повседневной жизни, — становятся особенно неприятными, как только входят в купе поезда. Ни один сказочный принц никогда не садился в железнодорожный поезд — если бы он предпочëл этот способ передвижения, то превратился бы тут же в Чудовище, и даже Красавицу в поезде невозможно было бы отличить от еë неприятных сестëр.

Если говорить обо мне, то путешествие по железной дороге неизменно выявляет все мои худшие качества.

Сосед напротив рискнул заговорить? Я тотчас же чувствую, как на меня накатывает приступ молчаливости и непреодолимое желание отступить за укрепление из газет и журналов. С другой стороны, если я исчерпываю свой запас железнодорожной литературы — или, не исключено, что литература исчерпывает меня, — тогда я небрежно упоминаю о погоде. Погода обычно не считается спорной темой, но в железнодорожных поездах она становится таковой.

«Ни капли дождя!», — провозглашает пассажир в дальнем углу, видимо, планируя прогулку, и подозрительно смотрит на меня, как на производителя осадков.

«И это верно!», — вступает в разговор мужчина напротив. «Авторитетно говорю вам, сэр, дождь недопустим. Особенно для отдыхающих», и т. д., и т. п.

И вот уже царит нездоровая атмосфера из-за моей безобидной благонамеренной фразы.

Окно задвинуто. «Фу!.. душно», — говорит мужчина напротив. — Надеюсь, вы не возражаете против окна, а?» «Ни в коей мере», — говорю я, питая к нему смертельную ненависть. Знаю по опыту, что, как только окно будет открыто, все небесные ветры сговорятся ворваться вовнуть, неся с собой клубы дыма. Поэтому я смирился с возможным бронхитом и воспалением глаз. Школьники, замечу между прочим, злейшие оконные преступники из-за их дьявольской привычки высовываться наружу в туннеле, и, конечно, с ними никогда ничего не случается. Что толку возмущаться, когда купе полно жëлтых, удушливых паров. Этих мальчиков нужно связать вместе, как собак, и перевозить в багажном отделении.

Окно раздвинуто. «Кху-у», — кашляет пожилой мужчина. «Вы не возражаете, сэр, если закрыть окно?» Вежливая ложь соглашательства и внутренняя озлобленность с моей стороны на человека, превратившего купе в печь.

Но есть и худшие попутчики, чем эти, о которых я должен упомянуть в другой раз.

II

Я знаю людей, которые легкомысленно отзываются о корзине для завтрака. По моему мнению, корзинка для завтрака возбуждает худшие страсти человеческой натуры и является прямым побуждением к актам насилия. Сказать это вслух — значит бросить тень на продуктового подрядчика, который, очевидно, является человеком трогательно наивной веры и богатого воображения. Несомненно, его вера наивна, ибо разве он не исходит из принципа, что наши внутренности выносливы, крепки и не избалованы кулинарным искусством? Безусловно, его воображение богато, иначе он никогда не назвал бы эту красноватую жидкость бордосским вином.

Но я хочу прежде всего представить общему вниманию скорее социальное, чем гастрономическое значение корзины для завтрака.

Однажды я раздобыл корзинку еды, и вместе с ней в купе пришëл демон недовольства и подозрительности, превративший трëх незнакомых людей в смертельных врагов.

Один из них был бледным молодым человеком, который хмуро просматривал Браунинга и делал лихорадочные пометки на полях книги. Лично я не считаю приличным, чтобы бледные молодые люди поправляли свой ум в общественном транспорте, но, во всяком случае, он казался безобидным. Теперь же, возведя глаза, он посмотрел на меня с нескрываемым презрением. 

«Несчастный обжора», — так можно обрисовать суть его взглядов, когда я случайно обжëг себе глотку горчицей (которая из-за внезапного поворота поезда желтоватым потоком растеклась по курице и ветчине), а он усмехнулся насмешливой, чëрствой улыбкой, которая напомнила мне, что человек может улыбаться мило и улыбаться грустно и быть… железнодорожным попутчиком.

Я искренне верю, что вагонная молодежь способна на любое преступление, даже чтение лекций.

Потом была юная леди, листавшая шестипенсовую брошюру Брэддона, которая смотрела на меня, как на какое-то чудовище; когда я закрывал глаза и глотал немного… э-э… винопободного кларета. В ответ она вынула из маленького пакета печенье с лимонадом и подкреплялась этим с показной изящностью, как бы говоря: «Старушка была обеспечена более обильно (старушки обыкновенно заботятся о своëм нутро больше, чем кто-либо другой среди творений), но хоть и жевала бутерброды и запивала их хересом (наверное, сладким, тьфу!), но взирала с благочестивым ужасом на чужие тарелки с наваленными на них блюдами». Я мог бы на это ответить: «Мадам, я ем откровенно и открыто; мои запасы видны каждому. В ваших же тайных и иллюзорных пакетиках содержатся безграничные запасы пищи, которые вы стыдитесь показывать».

Я этого не сказал; но сдержанность мне присущая, сильно испортила приëм пищи. Нет, больше никаких корзинок!